Писатель Антон Чехов и художник Исаак Левитан родились в один и тот же год — ровно 150 лет назад. Существуют ли в искусстве запретные приемы или художнику позволено все, даже нарушение нравственных норм? Антон Чехов решил эту проблему для себя по-своему и чуть не потерял навсегда близкого друга — Исаака Левитана
Перед смертью Левитан попросил брата уничтожить весь свой архив. Он не рассказывал о своем безотрадном детстве даже самым близким людям, но именно там лежит источник его душевных страданий. Он необъяснимо избегал и каких-либо упоминаний о своей матери. Его отец, железнодорожный служащий, нарушил традиционный еврейский уклад жизни и потянулся к светскому образованию, самостоятельно изучил немецкий и французский языки. В поисках лучшей доли семья перебралась из литовского местечка в Москву, но и тут Левитаны оказались в такой нужде, что Исаак не мог ходить в школу, и отец учил его сам. Исаак сбегал от домашних неурядиц на природу. Когда родители умерли, спасло детей от голодной смерти чудо: братьев Исаака и Авеля приняли в московскую Школу живописи, ваяния и зодчества. Братья и сестры разбрелись кто куда, а Исаак скитался по знакомым, часто ночевал на бульварных скамейках, прятался на верхних этажах школы. Людей он не любил и боялся, иногда вздрагивал от криков скандаливших за окном мужиков и баб и начинал плакать.
После покушения на Александра II всех евреев выслали из Москвы.
Художник жил в пригороде и на учебу каждый день ездил на поезде. Из-за своего вероисповедания Левитан окончил Школу живописи в 1884 году с дипломом, дававшим ему право быть лишь учителем рисования и чистописания. Но были и поводы для оптимизма — Левитан вызвал интерес у своих знаменитых учителей Поленова и Саврасова, попал в поле зрения меценатов, обрел друзей. Тем не менее, его письма в разные периоды жизни полны мрачной тоски. «Такая тоска на душе, такое настроение, что, право, кажется, достаточно малейшего нервного толчка, чтоб я расплакался, как ребенок». «Горе, тоска, тоска без конца». «Поеду скоро в Москву, домой, а там разве лучше будет?» «Видно, агасферовское проклятие тяготеет и надо мною, но так и должно быть — я тоже семит». «За лесом серая вода и серые люди, серая жизнь… не нужно ничего.. Все донкихотство, хотя, как всякое донкихотство, оно благородно, ну а дальше что? Вечность, грозная вечность, в которой потонули поколения и потонут еще… Какой ужас, какой страх»… И так из письма в письмо.
БИБЛЕЙСКИЙ СКИТАЛЕЦ
Перепады настроения придавали картинам художника особую остроту, исключительный эмоциональный настрой. Его тоску нельзя было развеять ни путешествиями, ни дружескими уговорами. Куда бы ни приехал Левитан, от себя ему было никуда не деться. Его снедал серьезный нервный недуг, который требовал лечения. На счастье Левитана, у него появился искренне любящий его друг — врач Чехов.
В дом Чеховых Левитана привел брат Антона, Николай, с которым Исаак учился в Школе живописи, ваяния и зодчества. Тут его всегда были готовы накормить и согреть душевным теплом. «Когда я узнала Левитана, — вспоминала сестра Чехова Мария Павловна, на которой Левитан даже собирался жениться, он жил на гроши, как и мой брат Николай…
И. Левитан. Автопортрет
Тоску нельзя было развеять ни путешествиями, ни дружескими уговорами. Его снедал серьезный нервный недуг, который требовал лечения. На счастье Левитана, у него появился искренне любящий его друг — врач Чехов
Ближе всего Левитан сошелся с нашей семьей уже после окончания школы, когда мы поселились в красивом имении Бабкине, под Москвой… С утра до вечера Левитан и брат были за работой… Левитан иногда прямо поражал меня, так упорно он paботал, и стены его «курятника» быстро покрывались рядами превосходных этюдов… Левитан любил при роду как-то особенно. Это было для него чем-то даже святым…»
Шуткам в семье не был конца. Больше всех доставалось Левитану, особенно за его библейскую красоту. Чехов писал: «Я приеду к вам, красивый, как Левитан». Или: «Он был томный, как Левитан». Левитан легко настроился на своеобразный юмор, принятый окружении Чеховых, Антон казался ему сильным, уравновешенным человеком, котором так нуждался подверженный мрачной меланхолии художник. Чехов же нашел в Левитане нежную, созвучную ему душу. Взаимное влияние писателя и художника неоспоримо. Весной 1887 года Левитан пишет Чехову: «Вам могу, как своему доктору доброму знакомому сказать всю правду, зная, что дальше это не пойдет. Меланхолия дошла у меня до того, что я стрелялся, остался жив, но вот уже месяц как доктор ездит ко мне промывать рану и ставить тампоны. Вот до чего дошел ваш покорный слуга Хожу с забинтованной головой, и резкая мучительная боль головы доводит до отчаяния»,
Левитан три раза пытался покончить с собой, но всякий раз неудачно. Если бы не Чехов, самоубийство было бы неминуемо.
Левитан легко и страстно влюблялся. «Женщины находили его прекрасным, он знал это и сильно перед ними кокетничал, — пишет Михаил Чехов. — Левитан был неотразим для женщин, и сам он был влюбчив необыкновенно. Его увлечения протекали бурно, у всех на виду, с разными глупостями, до выстрелов включительно. С первого же взгляда на заинтересовавшую его женщину он бросал все и мчался за ней в погоню, хотя бы она вовсе уезжала из Москвы. Ему ничего не стоило встать перед дамой на колени, где бы он ее ни встретил, будь то в аллее парка или в доме на людях. Благодаря одному из его ухаживаний он был вызван на дуэль на симфоническом собрании, прямо на концерте, и тут же в антракте с волнением просил меня быть его секундантом. Один из таких же его романов чуть не поссорил его с моим братом Антоном навсегда». Эта история любви послужила «сюжетом для небольшого рассказа», испортила жизнь Левитану и породила множество пересудов.